Вылечить малыша от томного заболевания (нарушения нормальной жизнедеятельности, работоспособности) — большая победа. Но позже начинается не наименее принципиальная история — обучить малыша жить далее, посодействовать ему опять поверить в себя, ощутить поддержку и заботу. В издательстве «РИПОЛ классик» выходит книжка Оксаны Даровской «Весьма личная история. Опыт Преодоления». Сейчас мы печатаем главу о лагере, в каком малыши проходят реабилитацию опосля исцеления.
В базу книжки легли 10 подлинных историй, рассказанных родителями из Москвы и регионов, чьи малыши пережили онкологические заболевания (нарушения нормальной жизнедеятельности, работоспособности), беседы с детками, а так же интервью с заведующими отделений Морозовской поликлиники и отделения Центра на Каширке. Все истории объединены реабилитационным лагерем «Шередарь» и его основоположником Мишей Афанасьевичем Бондаревым.
Королевство любви — «Шередарь»
Неподалёку от лагеря течёт зигзагообразная река Шередарь, приток Киржача. В весеннюю пору она разливается, оставляя за собой заливные луга с сочной травкой. А в зимнюю пору здесь особенная краса. Такового незапятнанного белоснежного снега, как на местности «Шередаря», я, нескончаемый столичный обитатель, не лицезрела, пожалуй, никогда. Девственный снег с красно-рыжими сполохами бревенчатых солнц-домов, построенных на огромной, вырезанной посреди леса рукотворной ладошки. Придать местности лагеря такое очертание — задумка создателей проекта. Ведь ладонь — знак силы и деяния, совместно с тем открытости и доверия.
Когда 2 февраля мы были в «Шередаре», там проходила смена сиблингов.
«Братьям и сёстрам деток, болеющих онкологией, тоже нужна реабилитация, они обделены родительским вниманием, мучаются, переживают за собственных, выходит, несут двойную нагрузку», — так произнес нам управляющий реабилитационных программ Владислав Сотников. Ему чуток за 30, он прекрасный, выдержанный, с приятным голосом. Приглашает нас с дороги испить чаю и испытать изделия их пекарни. Мы пьём чай и ведём беседу, сидя в большой столовой за накрытым белой скатертью столом. О качестве местной выпечки можно писать отдельный рассказ.
Наш разговор аккомпанирует музыка; в крыле напротив идёт репетиция броского и феерического шоу с участниками смены. Опосля чаепития Владислав ведёт нас по местности — по расходящимся полукружьями от центрального строения просекам. «Вот тут у нас мед дом, вот тут гостевой. Все дома оборудованы подъездами для деток с ограниченными способностями». Он заводит нас в дом-мыловарню: там за большим столом посиживает малышня, совместно с волонтёрами они увлечённо ворожат над созданием различных видов мыла. Потом мы идём в один из домов, где во время смен живут малыши. Прочно пахнет свежайшим деревом, широкая прихожая, большая зона гостиной, слева по коридору, друг напротив друга, спальни и две просторные душевые. Благодаря высочайшим потолкам в доме богатство воздуха и света. Окна интегрированы в бревенчатые стенки так, что и в коридоре меж спальнями виден небесный свод; всё обмыслено до мелочей, какого-то необыкновенно надёжного свойства.
В последующем специально обустроенном доме мы смотрим, как волонтёры терпеливо учят девочку-подростка подъёму на канатную дорогу — девченка уже наверху, в воздухе — волонтёры разъясняют ей, как укреплять карабин на поясе. Девченка приметно беспокоится, но её страхуют. Трое волонтёров одну девченку. «У тебя непременно получится», — убеждают они её.
Потом мы идём на конюшню. У Владислава с собой рация, он повсевременно на связи с кем-то из служащих, успевает отдавать распоряжения. Окунаемся в сладковатый запах сена, в просторных загонах там красуются четыре лошадки, их на периоды смен «Шередарю» предоставляет конюшня отеля ВКС-Кантри (один из главных спонсоров реабилитационных программ). Детки подкармливают лошадок с рук — от прикосновений лошадиных губ к ладоням малыши смеются и удивляются густоте лошадиных ресниц. Ещё там живут большие зайчики, их можно и необходимо брать на руки, это красивая терапия (Терапия от греч. [therapeia] — лечение, оздоровление). У зайчиков, оказывается, никогда не бывает онкологии.
Позже Владислав гласит, что не отпустит нас без обеда. А мы и не отказываемся. Может быть ли, опосля превосходных благоуханных булочек! Вкупе с детками мы стоим вдоль сортировочного стола и избираем пищу. Вокруг счастливые возгласы: смотрите, наггетсы! наггетсы! Как как будто на свете нет ничего вкуснее этих куриных наггетсов, хотя ассортимент пищи большой, на самый пристрастный вкус.
Владислав, клинический психолог (беседа во время чаепития):
— Всё, что тут происходит, это то, за чем наши малыши ездили в Барретстаун в Ирландию, весьма маленькими группами, по двадцать-тридцать человек. Они продолжают и на данный момент ездить. Но онкологией в Рф хворают 10-ки тыщ деток, потребность в схожей реабилитации большая. И Мише Афанасьевичу пришла в голову таковая обычная мысль: для чего наши малыши ездят туда? В эту небольшую страну Ирландию, с небольшим количеством людей, которые за собственный же счёт нас принимают. Естественно, он был в Барретстауне, общался с работающими там людьми. В 2012 году он начал строить центр тут, приглашать зарубежных профессионалов, а именно Терри Дигнана, сотрудника лагеря в Барретстауне. У Миши Афанасьевича подход таковой: почти все шаги в Европе уже пройдены, и для чего набивать шишки, если можно перенять опыт?
— Как издавна в Европе возникли 1-ые такие лагеря?
— Те центры, на которые ориентировались мы, возникли в 80-х годах XX века. Это конкретно та сеть, с которой начал Миша Афанасьевич. Вначале мысль принадлежала актёру Полу Ньюману. Он желал сделать пространство, где малыши опосля долгого пребывания в поликлинике могли бы опять ощутить себя детками, устроить для себя отдых, праздничек. В 1994 году Ньюман открыл 1-ый таковой лагерь в Европе, конкретно в Барретстауне. Но прецеденты схожих лагерей существовали и ранее. Совершенно, направление, в каком мы работаем, терапевтическая рекреация, ранее называлась рекреационной терапией (Терапия от греч. [therapeia] — лечение, оздоровление). Скачок произошёл опосля 2-ой мировой войны, когда возникло много боец с посттравматическими синдромами, расстройствами психики, а далее это сделалось умножаться и распространяться на те группы, которым это необходимо, которые в этом заинтересованы.
Все программки для деток у нас бесплатные. Мы просим родителей либо отправляющую компанию взять на себя лишь одну статью расходов: проезд до Москвы либо до Владимира. Это принципная позиция, люди должны быть интенсивно включены в процесс, хотя бы некий малой частью.
— Вы принимаете деток лишь опосля онкологии?
— На данный момент да. Но в наших планах ещё нескольких программ. Мы должны их отработать на уровне технологии, а позже уже мыслить о присоединении. Наш нюанс всё-таки не мед, а психолого-социальный, думаю, таковым он и остается. Если же брать интернациональный опыт, то есть, к примеру, программки для деток с сладким диабетом.
— Владислав, поведайте подробнее о устройстве «Шередаря».
— На одной смене у нас бывает от семидесяти до восьмидесяти деток. С детками работают волонтёры-мастера, владеющие творческими либо спортивными возможностями, волонтёры-вожатые (шери), волонтёры-фотографы, делающие фоторепортажи смены. Волонтёры-медики смотрят за сохранностью деток в командах или работают в мед доме зависимо от того, где они себя комфортнее чувствуют. Отдельная категория волонтёров — это команда поддержки. Это, условно говоря, старшие волонтёры, которые уже на первой смене соображают, как это работает, и помогают остальным. Совершенно, мы проводим весьма серьезный отбор волонтёров. У шери есть шери-лидеры, у мастеров — мастер-лидеры, у фотографов — фотограф-лидер. Помощники директора лагеря — это люди, организующие процесс поддержки и помощи всем волонтёрам. Это что касается рабочей структуры.
Если гласить о творческой, развивающей составляющей, у нас существует огромное количество разных мастерских. Любой ребёнок имеет возможность избрать и посетить за смену 20 четыре мастерские. Четыре мастерских в денек по расписанию плюс вечернее мероприятие. Хоть смена продолжается всего восемь-девять дней, она весьма насыщенна исходя из убеждений содержания. Мы акцентирумся на том, от чего же малыши сейчас отвыкли, — на межличностных отношениях. 1-ое непременное условие в лагере — отсутствие телефонов. Ребята сдают их сходу опосля приезда и, так как лишены способности в их уткнуться, вполне погружены в текущие дела и друг в друга. Они всё время со своими сверстниками, с волонтёрами, расписание денька жёстко распланировано. Завтрак, две мастерские, обед, две мастерские, ужин, потом вечернее мероприятие и позже, в 22:30—23:00, отбой. Единственное, у деток, приезжающих на онкосмены, энергетический статус понижен. Они устают посильнее, и мы стараемся поординарнее, полегче создать им программку, а сиблинги — они кого хочешь ушатают.
Я работаю тут с 2012 года, сам приехал сюда 1-ый раз как волонтёр. Ранее преподавал клиническую психологию в Курском муниципальном институте. В 2012 году к нам в университет пришёл запрос: во Владимирской области раскрывается реабилитационный проект, желаете ли вы поучаствовать в нём? И я повёз студентов 1-ый раз поглядеть, что же все-таки это такое, как раз на ноябрьскую смену 2012-го. А далее мы с фондом полюбились друг дружке. До 2015 года работал в лагере волонтёром, приезжал на смены, привозил собственных студентов. А в 2015-м переехал из Курска ближе к Шередарю, живу в Орехово-Зуеве, работаю повсевременно уже 3-ий год.
— Как обстоит дело с схожими реабилитационными центрами в регионах?
— Мы себя позиционируем как центр передового опыта. Мы таким и являемся. К нам летят малыши из Петропавловска-Камчатского, из Владивостока, из Калининграда. Но Шередарь не может принять всех испытывающих в этом потребность. Подобные реабилитационные программки нужно организовать в регионах. С данной целью мы проводим каждогодную конференцию, где всем происходящим в Шередаре делимся. Заинтригованные люди должны обучаться договариваться с региональными властями, чтоб те предоставили площадку; со спонсорами, чтоб они вкладывались в такие центры. На данный момент по наименьшей мере 10 регионов начали потихоньку организовывать и развивать у себя нечто схожее: Калининград, Новосибирск, Уфа, Курск, Белгород, Челябинск, Брянск. В Перми весьма отлично дело пошло. Они сепарировались уже от нас. Нам приятно, что это происходит.
— Владислав, и всё-таки, в которой степени правительство проявляет к этому энтузиазм? Либо энтузиасты в регионах делают ставку лишь на личных инвесторов?
— В этом году произошёл маленькой сдвиг. Некие региональные фонды, работавшие с нами на уровне передачи опыта, смогли получить гранты. Уфа, к примеру. Сдвиг пока неспешный, но, думаю, это закономерно. Люди, работающие в обществе некоммерческих организаций и желающие посодействовать, не до конца знают, как это лучше создать. Часто им не хватает профессионализма и познаний. Отсюда и заявки на гранты по уровню были низкого свойства. Потому тут недозволено гласить о полном игноре со стороны страны. На данный момент равномерно к некоммерческим организациям приходит осознание, что если работаешь с детками, лучше иметь психолого-педагогическое образование, побольше профессионализма и познаний в данной области.
— Как к для вас малыши попадают? Вы поддерживаете связи с мед центрами?
— С кем-то мы взаимодействуем больше, с кем-то меньше. По сути, существует три главных источника прихода деток на программку с учётом того, что мы раздельно в пиар не вкладываемся. Это позиция нашего учредителя Миши Афанасьевича, он считает, что мы и так делаем большущее дело, и справедливо будет, если кто-то по личной инициативе нам в этом поможет, скажет о нас.
1-ый и главный источник — предки, чьи малыши уже были на программках в Шередаре. На нашем веб-сайте есть отдельная вкладка «Детям и родителям», где можно бросить заявку, заполнить маленькую анкету. Координатор связывается с родителем, и если ребёнок подступает по формальным признакам, то получает приглашение на ту либо иную программку. Трудности есть лишь у тех, кто живёт в глубинке, не имеет веба и о Шередаре вызнал, к примеру, в районной поликлинике. Тогда это дело через телефон решается. Или сам персонал поликлиники помогает. Или тем из родителей, которые совершенно ничего не могут, психолог Шередаря помогает в оформлении заявок.
2-ой источник, которому предки весьма доверяют, — это докторы, мед персонал. К примеру, у нас неплохой контакт с Центром Блохина на Каширке. Но это разноплановая штука. В неких поликлиниках, где докторы сами лицезреют итог, сами заинтересованы в детской реабилитации, это весьма отлично работает, а кто-то из докторов не весьма заинтересован в распространении инфы о нас. У нас даже был таковой опыт, когда мы просили создать рассылку по всем профильным учреждениям Рф через Совет Федерации для того, чтоб оповестить о центре, о способности принять деток, о том, что программки у нас бесплатные. Но кто-то откликнулся, а кто-то нет. Кто-то воспринял это с ревностью: мы, дескать, лишь добавляем излишней работы. Человечий фактор никто не отменял.
И 3-ий источник — те маленькие вложения, которые мы делаем в наш веб-сайт, группы в соцсетях: «Фейсбук», «Одноклассники», «ВКонтакте». Сюда же мы относим информацию, распространяющуюся от волонтёров.
— Волонтёры находят вас сами, либо вы находите их?
— У нас есть отдельное направление в рамках фонда, занимающееся рекрутингом волонтёров. Есть волонтёры, которые сами нас находят, есть те, которые приходят через организации либо учебные заведения, — это в главном касается профильных волонтёров. Есть мед волонтёры из студентов-медиков. Повторюсь, у нас весьма серьезный отбор волонтёров, от девятнадцати лет и до самого старшего возраста. На данный момент у нас работает волонтёр семидесяти 1-го года. Всё зависит от возможностей, поэтому что выдержать наш темп и режим довольно трудно.
— Вы как клинический психолог сможете сказать, конфигурации в детях к концу смены приметны?
— Различные они приезжают, у всякого собственный темп и своя динамика. Временами случается, что мы не лицезреем каких-либо конфигураций на смене, но информация приходят к нам через месяц-два фидбеком от родителей, которые молвят: вот это поменялось, вот это поменялось. Потому принципиально держать оборотную связь. Когда малыши уезжают из лагеря, они ещё могут оставаться под впечатлением от опыта, приобретённого тут, и не достаточно что могут сказать. Это дело потом проявляется. Степень раненности, она у всех своя. И даже тот элемент, который мы используем в нашей методологии, открытие — когда ребёнок внутри себя открывает источники собственных же ресурсов и внутренней поддержки, наступает в весьма различное время.
Ребёнок может психологически длительно раскачиваться, либо у него могут быть физиологические индивидуальности, не дозволяющие ему это создать. К нам же приезжают малыши в том числе с онкозаболеваниями мозга, с нарушениями двигательной активности, когнитивной сферы. Такие малыши могут существовать в своём мире. Конфигурации иногда приметны на 2-ой либо третьей смене. Мы принимаем деток лишь что вышедших из поликлиники, у каких все последствия химии видны зрительно, и деток, у каких ремиссия продолжается около 5 лет. К нам можно приезжать до трёх смен с момента выхода из заболевания (нарушения нормальной жизнедеятельности, работоспособности), другими словами с нуля (ноль определяется лишь лечащим доктором) и до 5 лет ремиссии. Опосля пятилетней ремиссии нет смысла. Так что все происходящие с детками процессы находятся в динамике.
Ещё почти все зависит от родителей. Поэтому что предки деток, переживших жизнеугрожающие заболевания (нарушения нормальной жизнедеятельности, работоспособности), весьма тревожны сами по для себя. Они стараются защитить, закрыть, держать при для себя в зоне сохранности. И для самих родителей это весьма большенный вызов — оторвать от себя ребёнка на недельку с маленьким, в особенности если семья кое-где весьма далековато живёт. Если ещё учесть, что по нашим правилам запрещено воспользоваться телефонами, у деток есть лишь маленькой просвет времени, когда они могут связаться и пообщаться с родителями. К тому же у неких родителей есть опаски, что раз это безвозмездно, в этом может таиться некий подкол. Мы сейчас перед каждой сменой всех родителей, приезжающих провожать деток, собираем, рассказываем им, что будет происходить в лагере, делаем введения, объясняем, какими ожидать деток опосля возврата, к чему готовиться, на что уделять свое внимание, чтоб предки непременно держали это в голове.
Провожая нас, практически уже у проходной на улице, Владислав от всей души опешил, что мы не знакомы с Мишей Афанасьевичем, порекомендовал непременно повстречаться с ним, а для начала поглядеть в YouTube кинофильм «Человек из Шередаря».
***
По возвращении домой я поглядела кинофильм. Миша Афанасьевич Бондарев (предприниматель и меценат, основоположник школ британского языка ВКС-International House, работающих в почти всех странах мира) с первых кадров покоряет отсутствием бравады и той степенью искренности, которую не достаточно кто для себя дозволяет. Он лучится особенной энергией внутренней свободы, молодо смотрится, из всех видов одежки предпочитает джинсы, заваривает зелёный чай по всем правилам, сохраняя тем наилучшие его характеристики, любит летать в Индию к другу-индусу, астроному и йогу.
Эти детали кинофильма важны, но они только приложение к тому основному делу, которое этот человек раз и навечно выбрал себе. Необходимо созидать его глаза сначала кинофильма, когда малыши заезжают на онкосмену в Шередарь, и в конце, когда малыши покидают лагерь. Его глаза красноречивее всяких слов.
Кинофильм был снят в 2012 году. Лагерь уже начал принимать деток, но стройка была ещё в полном разгаре. Есть в кинофильме момент, когда полным ходом идёт обработка древесной породы для будущих домов, и на фоне этого непременно привораживающего действа (ты будто бы чувствуещь запах свежеспиленного дерева, трогаешь ладонью ещё жаркую его поверхность) Миша Афанасьевич обращается к низкому, с доброжелательным лицом человеку: «Наше с вами свойство оценят лет через двести. Если мы с вами схалтурим, лет через двести кто-либо произнесет: в XXI веке ничего строить уже не могли, а если мы создадим отлично, произнесут: нужно же, что ж это за люди-то строили?» И директор Волго-Вятской строительной компании Валентин Арсентьевич Рогозин, улыбаясь, отвечает: «Я думаю, что произнесут: люди, которые жили в XXI веке, всё-таки умели строить».
Я цитирую диалог из кинофильма не для сотворения «Шередарю» доп пиара, лагерь в этом не нуждается. Из интервью с Владиславом понятно, что центр такового направления — единственный в нашей стране сейчас, и смены там бывают заполнены до отказа. Просто, как и его основоположник, я весьма желаю, чтоб работа по психолого-социальной реабилитации деток, переживших онкологию, была в Рф подхвачена и продолжена.
Презентация книжки состоится 1 июня 2019 года на книжном фестивале «Красноватая площадь».
Нужная информация…
Присылайте больше таковых статей мне на почту.
Выслать
Я соглашаюсь с правилами веб-сайта
Спасибо!
Мы выслали на ваш email письмо с доказательством.
