Основной доктор Балахнинской ЦРБ Максим Кудыкин, обвиняющийся в мошенничестве с внедрением служебного положения (ч. 3 ст. 159 УК (Уголовный кодекс - система нормативных правовых актов, принимаемых уполномоченными органами государственной власти) РФ (Российская Федерация - государство в Восточной Европе и Северной Азии, наша Родина)), написал открытое письмо, в котором обратился к сотрудникам. Это письмо было написано Кудыкиным в СИЗО, его опубликовал невропатолог Павел Бранд на собственной страничке в Facebook днем 8 ноября.
Максим Кудыкин и его сотрудник, сосудистый хирург поликлиники скорой медпомощи Дзержинска Андрей Васягин, инкриминируются в хищении валютных средств в особо большом размере. Согласно версии следствия, в 2015-2016 годах докторы вынуждали пациентов брать оборудование, которое мог покрыть полис ОМС.
Андрей Васягин был переведен из СИЗО под домашний арест 7 ноября. Максиму Кудыкину Нижегородский районный трибунал изменил меру пресечения аналогичным образом вечерком 8 ноября.
Ниже мы приводим открытое письмо Максима Кудыкина вполне.
«Глубокоуважаемые коллеги! Истинное открытое письмо к Для вас – моя единственная возможность высказаться во всей ситуации моральной грязищи и инсинуации, заложником которой я оказался. Я не могу больше молчать, и потому избрал единственный метод и форму, которая мне доступна. Уж что-что, но я и представить для себя не мог, что свое 41-летие я встречу в стенках следственного изолятора. Поистине, коллеги, оказывается, наша профессия доктора в современной Рф самая страшная, потому что, уходя из дома делать собственный проф долг, хоть какой из нас может не возвратиться, потому что будет арестован.
К моему огорчению, в истинное время я не могу лично ответить на все вопросцы, обвинения и клеветы, которые находятся в информационном поле, и почти все коллеги, которые меня знали, начинают веровать в слухи вокруг моего имени. И взаправду, конкретно в такие трудные времена человек осознает, кто есть друг, а кто был рядом с тобой просто так.
11 сентября 2019 года я был арестован по обвинению в мошенничестве с внедрением служебного положения по ч. 3 ст. 159 УК (Уголовный кодекс - система нормативных правовых актов, принимаемых уполномоченными органами государственной власти) РФ (Российская Федерация - государство в Восточной Европе и Северной Азии, наша Родина), и считаю это просто ошибкой и недоразумением. Меня, заметьте, винят не в допущенной ошибке, которой не было, а конкретно в мошенничестве. Лишь было ли оно? За что я сижу? Почему в отношении меня и моего коллеги Андрея Николаевича Васягина избрана самая беспощадная мера пресечения в виде заключения под стражу?
Действия, которые послужили основой обвинения, приходились на период 2014-2016 года, само же уголовное дело возбуждено было в декабре 2017 года, временами приостанавливаясь и возобновляясь попеременно. Меня и моих коллег никто не винил, и о том, что нас могут задержать, никто даже не мог поразмыслить. Ни гипотетически, ни фактически. Никак.
На сей день же сущность обвинения последующая:
Такая картина происходящего очами следствия. Из-за этих обвинений я арестован и нахожусь в СИЗО. Мое заключение – это не рвение предупредить мое бегство, воздействие на очевидцев, сокрыться и прочее. Даже несуразно подозревать – за эти годы я мог бы тыщи раз все «улики» скрыть, следствие, надеюсь, это осознает. Арест – это, как мне уже на данный момент понятно, особо утонченная форма давления на меня и моих коллег, метод ограничить меня в способности высказываться в свою защиту. Создать это в сложившихся критериях, поверьте, существенно труднее и сложнее, сидя 24 часа в 4 стенках, когда хотя бы для того, чтоб совсем не сойти с разума от мыслей в голове, я на прогулке в тюремном дворике читаю лекции по медицине остальным заключенным и сотрудникам ГУФСИН, за ними надзирающими. Но даже в этих критериях я стремлюсь не падать духом и донести до окружающих меня людей информацию о вреде курения, симптоматике отдельных заболеваний, методах их диагностики и значимости медицины как такой.
Раздельно для тех, кто не знаком со мной лично, но наслышан о моем задержании, я желаю мало поведать о для себя. Грезил быть доктором с юношества. В 14 лет начал работать санитаром в Нижегородской кардиохирургической поликлинике. В 2002 г. я закончил Военно-медицинский институт Федеральной пограничной службы РФ (Российская Федерация - государство в Восточной Европе и Северной Азии, наша Родина) при Нижегородской гос мед академии, проходил службу на границе нашей Родины в звании капитана ФСБ (Федеральная служба безопасности Российской Федерации — федеральный орган исполнительной власти Российской Федерации, осуществляющий в пределах своих полномочий решение задач по обеспечению безопасности Российской Федерации) Рф. В 2002-2003 гг. я обучался в интернатуре в Военно-медицинском институте Федеральной пограничной службы РФ (Российская Федерация - государство в Восточной Европе и Северной Азии, наша Родина) при Нижегородской гос мед академии по специальности «общая докторская практика». В 2003-2004 гг. я проходил обучение (педагогический процесс, в результате которого учащиеся под руководством учителя овладевают знаниями, умениями и навыками) в адъюнктуре Военно-медицинского института Федеральной службы сохранности Русской Федерации по научной специальности «Хирургия». 2004 г. – решением диссертационного совета Нижегородской гос мед академии мне была присуждена ученая степень кандидата мед наук.
Тема моей диссертации: «Улучшение хирургических способов исцеления варикозной заболевания нижних конечностей» и данная тема и область в медицине меня заинтересовывала больше всех, потому что в нашей стране профессионалов в данной области невелико. В 2009 г. у меня происходит защита диссертации на соискание степени доктора мед наук в Русском муниципальном мед институте г. Москва. Тема моей диссертации: «Всеохватывающее исцеление нездоровых с приобретенной венозной дефицитностью».
Таковым образом, я прошел все ступени собственного развития в мед обществе: в проф нюансе – от санитара до головного доктора, в научном – от аспиранта до доктора мед наук, в педагогическом – от педагога до доктора. На данный момент мне 41 год, и этот денек рождения я, как досадно бы это не звучало, встречаю в застенках СИЗО, пишу эти строчки и весьма переживаю за собственного сотруднику, содержащемуся под стражей в этом же СИЗО по такому же несуразному, на мой взор, обвинению. Я понимаю, что всюду есть люди, но, сами осознаете, – это не то пространство, где нужно быть.
Дорогие мои коллеги, поверьте, я весьма отлично понимаю и жизнь, и медицину, и компанию здравоохранения во всех ее качествах. Работая в профессии, я постоянно стремился небезразлично относиться к тому, что я делаю: конкретно так меня учили, и конкретно это органично ложится на мои взоры и поступки постоянно и всюду, во всех сферах и отношениях.
Свою жизнь я на данный момент делю на до помещения меня в СИЗО и опосля. Потому в ту ее часть, которая имела пространство до моего задержания, я сделал два центра сосудистой хирургии в Нижегородской области. Эти центры продолжают работать и сейчас, являясь передовыми в нашем регионе. Я постоянно пробовал ввести в нашу медицину новейшие технологии и подходы, которые употребляются в мировой практике и приносят свои успехи. Я постоянно был открыт, не скрывал и не утаивал от коллег и пациентов то, чем занимался. Мой телефон круглые сутки был на связи с пациентами и сотрудниками. Я считал это правильным, и понимаю, что таковой же модели, построенной на открытости и доступности доктора, придерживаются мои коллеги во всем мире. Мной и по моей инициативе было сотворено общество сосудистых докторов Нижегородской области, я участвовал в формировании «Ассоциации флебологов Рф», и считаю это принципиальным. Это позволило нам как докторам узенькой специальности слиться, чтоб обмениваться достижениями и практическими прорывами в науке. В общей трудности мною было проведено около 100 конференций, мастер-классов и семинаров. И постоянно на схожих мероприятиях, в том числе с привлечением прессы и СМИ (Средства массовой информации, масс-медиа — периодические печатные издания, радио-, теле- и видеопрограммы), я открыто демонстрировал, чем я занимаюсь, говорил, какие есть препядствия, которые нужно преодолеть.
К сведению, я подготовил и под моим управлением защищено две диссертации на соискание степени кандидата мед наук.
Самой главной неувязкой, с которой мне пришлось столкнуться в профессии, оказалась неразрешенная по сей день коллизия, когда мед наука в собственном развитии ушла далековато в будущее, а нормативная база, на базе которой существует русская медицина, отстает от нее на 10-15 лет. Конкретно отсюда недостающее либо полное отсутствие финансирования страны на операции с применением методик, технологий и расходных материалов, которые уже издавна везде используются в мировой практике, но напрочь отсутствуют в русских эталонах оказания мед помощи. Конкретно эта коллизия и стала предпосылкой уголовного преследования меня и моего коллеги.
Что я имею ввиду? Я и мои коллеги следили замкнутый круг – к нам фактически раз в день обращались пациенты с атеросклерозом нижних конечностей (I 70.2 по МКБ-10), стоящие на грани их утраты. Для выполнения операций в той области, которая меня заинтересовывала в протяжении моего научного, педагогического и мед периода жизни, а конкретно – спасение нижних конечностей человека – требовались особые инструменты, оборудование и приготовленные спецы. Крайнее, как я задумывался, – самое сложное, потому что спецами не появляются, спецами стают методом зания теории и практики. И лишь совпадение в пространстве и времени всех 3-х компонент, на мой взор, могло решить хирургическую задачку, при этом всякую. Тем наиболее в области критичной ишемии (местное малокровие, чаще обусловленное сосудистым фактором) при атеросклерозе нижних конечностей.
Да, есть поликлиники, где есть оборудование, но нет расходника либо профессионалов, или есть спецы, но нет оборудования и нет средств на проведение операций, потому что это не предвидено эталоном {выделено и подчеркнуто медиком Кудыкиным, – ред.} оказания мед помощи по данной нозологии. Хоть какой человек, кто работает в медицине, может поступить 2-мя способами: 1-ый, самый всераспространенный, – это посиживать на собственном месте, ругать власть, администрацию, сетовать на препядствия и ничего не решать. 2-ой путь, пассионарный, – это находить возможность и продвигать свои мысли и добиваться их реализации.
Я и мои коллеги избрали 2-ой. И это никак не путь тщеславия либо гордыни – это путь разума, путь людей с пылающим сердечком, которые в наших русских реалиях решили воплотить то, что было практически нереально. И конкретно этот огонек, зажженный нами, докторами, до мозга (центральный отдел нервной системы животных и человека) костей пронизанными желанием помогать и выручать людей, отдал в итоге плоды: мы смогли спасти и отдать всеполноценную жизнь десяткам пациентов. Я уверял, уговаривал, просил, стучался на всех ступенях, и это сработало.
Тем не наименее, не постоянно все хотимое было реально достижимым, и от этого и у меня, и моих профессионалов опускались время от времени руки. Мы оказывались в ситуация, когда были обязаны вылечивать нездоровых в критериях неразвитой нормативной системы Русской Федерации, регламентирующей мед деятельность, и отсутствовавших муниципальных гарантий в части обеспечении докторов необходимыми материалами и инструментами, применяемыми при операциях на артериях нижних конечностей. В этих ситуациях пациенты были обязаны без помощи других получать расходные материалы, и, к огорчению, это наша повсеместная русская реальность: когда мед наука и способы исцеления ушли в собственном развитии на 15-20 лет вперед от принятых в Рф эталонов, а гарантии страны на бесплатную мед помощь в части использования доктором расходных материалов не прописаны ни в каком нормативном акте. Конкретно таковая участь ожидала и нездоровых с диагнозом I 70.2, лечившихся у нас в Дзержинской БСМП: муниципальные гарантии не давали права в данной части ни на бесплатное исцеление таковым способом, как эндоваскулярные операции на артериях нижних конечностей, ни оплату расходных материалов для их за счет средств ОМС.
В таковых критериях, загнанные в узенькие рамки эталона исцеления данной нозологии, я и мои коллеги были обязаны находить способности посодействовать нездоровому человеку. Поверьте, любой, кто работает либо работал в хирургии, это ощущает: те же эмоции (Эмоции отличают от других видов эмоциональных процессов: аффектов, чувств и настроений), когда ты осознаешь, что в твоих силах посодействовать человеку, спасти ему жизнь, здоровье, но ты не можешь, поэтому что у тебя глупо нет расходных материалов, а правительство не гарантировало им таковой способ исцеления. Либо правительство не выплачивает средств. Либо этих средств совсем недостаточно. Неважно какая композиция этих вариантов.
На данный момент мне молвят, что есть ФОМС и прочее – так считает следствие, но тот, кто так гласит, живет или на иной планетке, или в иной действительности. Ну, не всё заходит в эталон и потому не покрывается программкой муниципальных гарантий оказания мед помощи, это знают все: от пациентов до докторов. Конкретно с сиим я и мои коллеги столкнулись в нашей области хирургии. И как, мои дорогие коллеги, должен ощущать себя доктор и что ему следует созодать, имея в руках мастерство и технологию, с одной стороны, но не имея способности ее положить на благо людей – с иной?
Большая часть пациентов, осознавая эти реалии, готовы сами помогать для себя, изыскивать средства для покупки недостающего, и те, кто произнесет, что это не так, могут включить 1-ый канал, заглянуть в веб и убедиться, сколько людей собирает средства на исцеление. Исходя из событий, в каких оказались я и мои коллеги, выходит, что те, кто им способствуют, весьма рискуют, так как, по воззрению правоохранительных органов, это мошенничество!
Итак, что все-таки происходило в нашем деле и как так вышло, что я и мои коллеги оказались на скамье подсудимых. В г. Дзержинске Нижегородской области с общей численностью населения 350 000 человек есть поликлиника скорой мед помощи. На все население приходился один сосудистый хирург, и конкретно этот единственный хирург на данный момент находится в СИЗО – мой сотрудник Андрей Николаевич Васягин {на момент публикации данного письма сделалось понятно, что доктор Васягин переведен под домашний арест, – ред.}. Это значит, что сейчас эндоваскулярная помощь нездоровым в данной поликлинике не оказывается, потому что в критериях наличия нужного оборудования не осталось приготовленных профессионалов – снова же к вопросцу о несовпадении в пространстве и времени 3-х основополагающих составляющих, о которых я гласил выше, напрочь парализующем возможность настоящей помощи нездоровым с сосудистой патологией. Также в поликлинике не закупается расходный материал для проведения эндоваскулярных операций на артериях нижних конечностях – виной тому ограниченная потребность и малый поток страдающих пациентов, таковой порядок. Вообщем, это очень всераспространено в нашей стране, и это далековато не новость. Обо всех этих дилеммах в БСМП я был полностью ознакомлен еще с 2002 года, так в силу собственной научной деятельности часто бывал там в силу того, что данное учреждение является медицинской базой кафедры, на которой я работал.
Разумеется, что сочетание одобрения администрации Дзержинской поликлиники в лице головного доктора, потребности пациентов, наличия оборудования привело к созданию критерий для оказания современной помощи нездоровым с атеросклерозом нижних конечностей (I70.2) на базе обозначенной поликлиники. Воодушевленный желанием помогать и выручать нездоровых я рискнул испытать, и мой сотрудник поддержал меня в этом.
Так, пациенты, приходившие к нам, сами находили спасения собственных конечностей, изыскивая всякую возможность избежать калечащей их ампутации, которая, согласно эталонам оказания мед помощи, гарантировалась им государством безвозмездно. Желающие поставлять оборудование методом его реализации впрямую нездоровым нашлись весьма стремительно – это были представители компаний, которые поставляли инструменты и расходные материалы в большие поликлиники, в том числе и НИТО (ГИТО). Уверен, что сейчас к любому реально практикующему российскому доктору приходят такие же мед представители, оставляют свои визитки, время от времени направления в салоны, аптеки и так дальше. В 2012-2013 годах, когда все лишь начиналось, эта практика была весьма всераспространена. Ну и на данный момент далековато не уникальность, и вы, мои коллеги, меня осознаете. Эта беспощадная правда нашего экономического устройства медицины.
Работа с компанией, а поточнее с ее торговыми представителями выстраивалась весьма просто и заурядно. Когда возникала потребность в выполнении операции, оставлялась заявка на электрический адресок представителя на набор инструментов. Представитель компании готовил ее на имя пациента, а заинтересованный пациент, давший письменное согласие на проведение операции по новейшей технологии и ознакомленный о бесплатном другом способе исцеления в виде ампутации, без помощи других оплачивал и получал расходные материалы для операции, или же эти расходные материалы курьер привозил перед самой операцией. Все эти документы, к слову, есть в распоряжении следствия. Таковым образом, не рассчитывая на помощь страны, ФОМСа и Минздрава, мы обязаны были решительно участвовать в спасении здоровья человека и целостности его организма и делать операции с внедрением того расходного материала, который пациент заполучил себе сам. Никаких колебаний в корректности и оправданности этого решения у нас не было. И что бы нас ни ждало в дальнейшем, пусть даже нас назвали оборотнями в халатиках и правонарушителями (хотя я до сего времени не осознаю, что я и мои коллеги сделали криминального), я уверен, что ни один из нас не сочтет свое решение на момент неверным.
В общей трудности мной и моими сотрудниками было выполнено несколько сотен схожих вмешательств, некие из их даже с ролью наших коллег – докторов из Швейцарии. О этом было понятно и в Минздраве, и управлению поликлиники: во всех собственных начинаниях и действиях мы были открыты, и уже тогда, в дальнем 2014 году, остро вставал вопросец отсутствия в эталоне исцеления такового способа хирургического вмешательства и расходных материалов для его проведения, как следует, невозможности их гарантии на безвозмездной базе пациенту за счет финансирования ФОМС, о чем прямо говорило управление БСМП во всех собственных интервью СМИ (Средства массовой информации, масс-медиа — периодические печатные издания, радио-, теле- и видеопрограммы). Но, как досадно бы это не звучало, в нашей стране стать последним врачам-хирургам оказалось весьма просто.
Посреди наших операций были и фееричные успехи и обидные, разочаровывающие беды, но мы не прибегали к бесплатной гарантии страны на ампутацию ног – мы пробовали всеми силами сохранить человеку конечность. Не так ли нам говорит проф докторская этика, коллеги?
Меж сиим, одним из наших пациентов, который стал началом разыгранной в отношении меня и моего коллеги ситуации, стал пациент Константин Шилкин. Он был вначале оперирован в критическом порядке в 2015 году по поводу атеротромбоза общей бедренной артерии (артерии — сосуды, несущие кровь от сердца к органам, в отличие от вен, в которых кровь движется к сердцу), была выполнена тромэндартерэктомия, острая ишемия (Ишемия (лат. ischaemia, — задерживаю, останавливаю — кровь) — местное малокровие, чаще обусловленное сосудистым фактором (сужением или полной обтурацией просвета артерии), приводящее к временной дисфункции или стойкому повреждению ткани или органа) была купирована. Спустя год у пациента случилась всераспространенная окклюзия бедренно-подколенного сектора той же конечности. Было принято решение провести эндоваскулярную дезоблитерацию и ангиопластику. Пациент оплатил инструмент, и ему была удачно выполнена операция. Но спустя месяц вновь рецидив острой ишемии (местное малокровие, чаще обусловленное сосудистым фактором), всераспространенная окклюзия, и решение о выполнении гибридной операции-тромбэктомии, ангиопластики и стентирования в области первичной ангиопластики. Что и было выполнено. К огорчению, развился ранешний ретромбоз, и в итоге невозможность повторной реконструкции. Я предлагал пациенту проконсультироваться у другого сосудистого доктора для того, чтоб иметь 2-ое мировоззрение. Невзирая на проводимое исцеление, прогрессирующее болезнь привело К. Шилкина к ампутации данной конечности.
В итоге в ноябре 2017 года ко мне обратился представитель К. Шилкина и сказал, что если я не заплачу им 3 500 000 рублей, то будет заведено уголовное дело. И что вы думаете, конкретно по этому факту и было возбуждено уголовное дело – по ст. 159 УК (Уголовный кодекс - система нормативных правовых актов, принимаемых уполномоченными органами государственной власти) РФ (Российская Федерация - государство в Восточной Европе и Северной Азии, наша Родина).
Это дело расследовалось два года, сходу было видно, что в наших действиях не было состава злодеяния. В 2019 году, когда вновь остро стал дискуссироваться вопросец положения здравоохранения в Рф, тема «заморочек в здравоохранении» стала престижной и, как я понимаю, «дело Шилкина» вдруг обрело новейшие грани и сделалось показательным для правоохранительных структур. Сотрудники правоохранительных структур, желая оправдать свое усердие и/либо огромные процессуальные сроки, сделали «ход жеребцом»: обещая гражданам (нашим клиентам) возвратить потраченные на расходные материалы для эндоваскулярной операции на артериях нижних конечностей средства, начали масштабную кампанию неоднократных поквартирных обходов и обзвонов прооперированных нами пациентов, уговаривая составить надлежащие заявления на докторов. На сей день на основании такового рода заявлений продолжают под копирку возбуждаться 10-ки дел, при всем этом меня не знакомят и не вручают копии этих постановлений – я только понимаю о их словестно. Четкое количество мне не понятно. Видимо, следствие считает это излишним и не особо принципиальным информировать меня о этом.
Почти все пациенты обращаются к моим сотрудникам, сетуя, что правоохранительные органы уговаривают их написать заявления. Для чего это делается, я не понимаю. Для характеристик? Для раскрываемости? Для истребления докторов как класса? Для показательной порки? Ведь о нашей деятельности все знали, сюжеты о нашей деятельности снимало как дзержинское, так и нижегородское телевидение, снова подчеркну – мы были постоянно и во всем открыты. В которых наших действиях было мошенничество и корысть? Ответа у меня нет.
Опосля моих пояснений и показаний, которые, к слову говоря, мне дали возможность отдать только опосля повторно заявленного ходатайства о доп допросе, следствие осознает, что мы не совершали мошенничества и что расходные материалы, без помощи других приобретаемые пациентами, не покрывалось средствами ФОМС, поэтому что не входило в эталон по данной патологии (МКБ I 70.2). Но на данный момент становится честью службы хоть каким методом и по хоть какой статье наше дело навести в трибунал.
Поверьте, коллеги, у нас не было корысти. Мы просто в тех критериях пробовали отыскать выход для того, чтоб вылечивать собственных нездоровых и сохранять им конечности.
К слову, через некое время на просторах веба я нежданно себе узрел фото из личного архива, на которых я и мои коллеги сняты с валютными средствами. Их опубликовал тот К. Шилкин. Данные валютные средства были выручены от реализации автомашины, а фото находились на компе, изъятом следствием. Лишь как и для чего следователь передал эти фото Шилкину, нарушив не только лишь тайну следствия, да и неприкосновенность моей личной жизни, вызывало сначала недоумение. Сейчас же я ясно понимаю: для формирования публичного представления.
Я понимаю, что сейчас везде упрямо декларируется вранье про несуществующие поставки, про то, что мы употребляли вторичные, стерилизованные инструменты либо крали их кое-где. На данный момент я и мой сотрудник вполне изолированы от общества – это абсурдно и алогично. Это все происходит в нашей русской реальности, когда мы работали в критериях экономического кризиса и ничтожно малого обеспечения мед учреждений, любой денек помогая людям. Это не звучные слова, это правда.
Избрана мера пресечения в виде заключения под стражу – это самая последняя и строгая мера пресечения. Нам сделали условия, в каких мы не можем всеполноценно защищаться, поэтому что верно и ясно не осознаем, от чего же. Нас безжалостно ограничивают в праве на справедливое судебное разбирательство: мы четыре недельки были лишены способности обжалования избранной меры пресечения, ждя копию решения суда 2-ой инстанции, без которого это создать нереально. В судебном заседании суда первой инстанции при избрании мне меры пресечения прокурор, нарушая все мыслимые и невообразимые процессуальные порядки и презумпцию невиновности, во всеуслышание заявил, что моя вина подтверждена и я правонарушитель, от чего же я был совсем шокирован, как все переворачивается. Я два раза заявлял ходатайство о доп допросе, и лишь опосля жалоб моего заступника спустя три недельки я наконец был допрошен, потому что желал и желал объяснить всю специфику моей работы. Естественно, я понимаю, что мои пояснения мешают и нарушают органичность картины следствия. В добавок ко всему мои заступники из кулуарных дискуссий выяснят о 10-ках дел, которые возбуждены, но меня по закону не ставят о этом в известность. О каком праве на защиту, презумпцию невиновности и обеспечении прав и свобод можно гласить в таковых критериях?!
К огорчению наш арест даст свои нехорошие плоды – я уверен, почти все докторы впредь будут страшиться оказывать мед помощь из-за ужаса быть завлеченным к уголовной ответственности. Дело в том, что способы исцеления, рекомендованные «Клиническими советами», не находят собственного отражения в эталоне исцеления, а означает, не гарантированы государством, что вызывает коллизию ситуации, в какой я и мои коллеги оказались. На данный момент выясняется, что представитель компании поставщика представлял клиентам счета компаний, которые имеют непонятную экономическую историю. Разрешите, но откуда я, доктор, должен знать, что за компании и счета использовались поставщиком?! Я не налоговый агент, чтоб это знать, и все расходные материалы предоставлялись нам самим пациентом либо по договоренности с пациентами курьером конкретно нам пред операцией.
Но есть и иная сторона медали – не считая нас, докторов, содержащихся на данный момент в СИЗО, мучаются и пациенты, нуждающиеся в помощи, другими словами третьи лица, чьи интересы никак не были учтены при избрании меры пресечения мне и моему коллеги.
Считаю, что в сложившейся ситуации я и мои коллеги стали заложниками желания докторов вылечить пациентов средством внедрения прогрессивных способов исцеления, позволяющих, как это может быть, избежать ампутации нижних конечностей пациентов. Мы ставили для себя задачку внедрения новейших способов исцеления, сохранения для страны здоровых людей, а, означает, налогоплательщиков, способных всеполноценно существовать и работать на благо страны. Если следовать логике муниципальных гарантий и эталонов, принятых в медицине в интересующей меня области, мы должны были просто и безвозмездно провести ампутацию нижних конечностей пациенту, но ведь мы разглядывали такое решение вопросца как крайность.
Такового рода препядствия, с которыми сталкивается пациент в современной медицине, имеют глубочайшие корешки, и им наиболее 10 лет. Принятые муниципальные гарантии в виде эталонов оказания мед помощи по болезни I 70.2 , к огорчению, не включают ни таковой способ исцеления, как стентирование, ни сами расходные материалы при проведении операций артерий (артерия — сосуд, несущий кровь от сердца к органам, в отличие от вен по которым кровь движется к сердцу) нижних конечностей, и подобные пробелы есть в почти всех нозологиях. К огорчению, в этом случае пациент без помощи других приобретает расходные материалы, чтоб хирург мог их применять для проведения ему операции. При всем этом конкретно хирургические манипуляции во время самой операции с нашей стороны входили в муниципальные гарантии. Данная неувязка всероссийская, и мы не повинны, что нам приходилось работать с материалами, стоимость которых 100-120 тыс. рублей, и пациенты получали их без помощи других за счет собственных средств.
В окончание несколько фактов:
Раздельно я желаю поблагодарить всех тех, кто оказался близким в это тяжелое для меня и моих коллег время. Непомерно признателен своим родным, братьям, учителям, друзьям и сотрудникам за поддержку – на данный момент, как никогда, для меня принципиально знать и чувствовать, что мне веруют.
Подводя результат всему вышесказанному, я глубоко убежден и верю, что бред развеется, разум одолеет тупость, а воинствующее невежество будет отвержено.
P.S. Истинное открытое письмо – это мой горьковатый опыт как доктора, который, оказавшись в критериях коллизии закона и прорыва мед науки, шел вперед, желая творить добро и от всей души исполнять собственный проф долг.
Коллеги, будьте аккуратны и осмотрительны, сберегайте себя, ведь находить посреди нас «оборотней» уже крепко вошло в политическую моду страны, но ведь поговорка «не делай добра, не узнаешь зла» – это не про нас, докторов, не так ли?
Постоянно Ваш, Максим Кудыкин».
Одно Сообщение
Это точно!